Анна Седокова:
Максим хочет лишить меня материнских прав
Певица, мама троих детей, переживает непростой период в жизни. Бывший муж Максим Чернявский затеял против нее судебное дело. Причина – разногласия по поводу их общей 6-летней дочери Моники.
–Последние несколько месяцев я плохо сплю, – говорит Анна. – Ложусь не раньше двух, встаю в пять утра. Мой день начинается со звонка в Америку. Моника как раз собирается ложиться спать. Из-за разницы во времени у меня есть возможность поговорить с ней либо в час ночи, либо в пять утра. Трубку ей передает бабушка Максима, я могу звонить только на ее номер. Вот уже восемь месяцев я в таком состоянии, будто меня каждый день переезжают танком. Сложнее периода в жизни еще не было…
Я должна была выживать
– После пяти ложиться уже бессмысленно, да и не спится мне. Полчаса уделяю себе: делаю планку, минимальные физические упражнения. И пишу: книгу, несколько колонок, песни. Как и Эрнест Хемингуэй, который садился за рабочий стол в пять утра, для меня это стало самым продуктивным периодом дня. В половине седьмого просыпается Алина (13-летняя дочь певицы от первого брака с футболистом Валентином Белькевичем. – Прим. «Антенны»). Могу сделать ей чай или кофе, но она уже собирается в школу сама. Последним встает Гектор (сыну Анны год и 2 месяца. – Прим. «Антенны»). Он у нас самый поздний.
А вот заканчиваться день может по-разному. Если позволяет время, стараюсь поговорить с Алиной. Когда-то прочитала мудрый совет по воспитанию детей: если у вас проблемы с ребенком, уложите его спать. Не в буквальном смысле, а побудьте с ним рядом, поговорите. Стараюсь ему следовать. Ведь проблемы с детьми часто возникают из того, что мы их не слышим, начинаем либо сразу советовать, либо осуждать. Алине мои разговоры сейчас очень нужны. Вот и крадусь к ней в сложные минуты, обнимаю ее, болтаем о чем-нибудь, делимся друг с другом.
Основные причины нашего недопонимания с дочкой в том, что мы с ней выросли абсолютно в разных условиях. Я – девочка из жутко бедной семьи. Мама-учительница поднимала меня с братом (Роман старше на три года. – Прим. «Антенны») одна, папа ушел из семьи, когда мне было пять лет, бабушка и дедушка жили в другом городе. Не было ни денег, ни связей. Чтобы чего-то добиться, я бегала по кастингам, хваталась за любую работу, училась, старалась. В детстве у меня не было ни одной куклы Барби, а когда мама купила одну китайскую подделку, невероятно ей радовалась. Алина росла в благополучии. У нее есть все. Как могу ее ограничивать? Не покупать ей хорошую одежду, отдать в плохую школу? Она же видит, что я хожу в дорогих вещах. Но у нее нет стимула зарабатывать, чтобы выживать, как было у меня.
Я поняла, что нужно мотивировать дочь другими вещами. Например, во время шоу «Вокруг света во время декрета», в котором я принимала участие вместе с Алиной и Гектором, дочь получала от меня зарплату. Выделяла ей по 10 тысяч рублей за каждый выпуск. Это позволило Алине накопить деньги, которые она тратила по своему усмотрению. Считаю, у ребенка обязательно должны быть собственные средства. Тогда происходит переоценка ценностей, он учится ими распоряжаться. Месяца полтора назад был трогательный момент. Алина сказала мне: «Мамочка, мои друзья летят отдыхать в Дубай. Прошу тебя, давай поедем с ними». Я ей: «Доченька, я не отдыхаю просто так, не могу себе этого позволить уже давно» С тех пор как родила Гектора, совмещаю это или со съемками, или с гастролями. И тут Алина предложила: «У меня остались 40 тысяч, можно я их пущу в счет нашего отдыха, только, пожалуйста, поехали вместе» Я чуть не расплакалась. И согласилась. Денег, конечно, с нее не взяла.
В прошлом году Алина пошла в Ломоносовскую школу в Москве. Каждый день убеждаюсь, что это было правильное решение. Несмотря на высокий уровень жизни в Лос-Анджелесе и возможность учиться в лучшей школе в Беверли-Хиллз, у Алины было мало друзей. Дело в том, что в Америке по-другому устроена система образования. Там нет классов, как у нас, а есть параллель, в Алининой было 60 детей, и все они расходились каждый день по разным урокам и все время перемешивались. Постоянного классного руководителя тоже нет. Да и родители в основном общаются по почте. Понятие «родительская группа» в WhatsApp существует только у нас. Такого нет нигде в мире. По этой нашей душевности, тесному контакту я безумно скучала. И рада, что теперь у Алины появились настоящие друзья.
Мама старается наладить отношения, я держу дистанцию
– Сама я училась в школе, в которой работала моя мама. Психологически это очень сложно. Меня считали училкиной дочкой, никто не хотел дружить. Я была непопулярной, потому что не пила, не курила, не общалась с мальчиками. В классе со мной учились очень красивые девочки, их родители имели возможность купить им лосины, а я об этом только мечтать могла. Но у меня не было ни секунды свободного времени: музыкальная школа, народный ансамбль, курсы вышивки, рисования, легкая атлетика, плавание. Мама отдала меня куда только можно, потому что ей нужно было работать.
Так что проявлять характер мне было просто некогда. Я его проявила в 20 лет, когда ушла из дома. Познакомилась с парнем, влюбилась, он сделал мне предложение, и я вышла замуж. Хотя мама остерегала: он же футболист, зачем тебе нужен! Мама так обожглась в жизни, что ей всегда мешали ее боль и ее страхи. Из-за постоянного отсутствия денег она хотела, чтобы я вышла замуж за очень богатого человека, а после развода мама считала, что это самое страшное, что может произойти с женщиной.
Мне так в детстве не хватало с ней… обычных разговоров. Когда я пыталась делиться чем-то, рассказывала о своих отношениях, о новом классном парне, тут же слышала: «Никакой он не классный, ты что, не видишь?». Как поступает девушка, у которой проблемы в отношениях? Идет к маме. Обсуждает с ней, советуется. А я всю жизнь эти разговоры вела сама с собой. Помню, сняла первый клип и пошла на презентацию на канал, поделилась потом с мамой, но услышала от нее: «Да, я видела, но ты была там как ведьма с этой прической». Понимаю сейчас, что она так хотела, чтобы у меня все получилось, что порой говорила лишнее. Нужно было просто похвалить, порадоваться за меня. Я признательна ей за то, что ее критика заставляла меня двигаться дальше. Только какой ценой все это далось – психологическая травма и миллион ошибок, которые я сделала.
Сейчас мы стараемся наладить отношения. Двигаемся потихонечку. Мама старается больше. Я держу дистанцию, наверное, потому что боюсь, что опять будет больно. Надеюсь, со временем мы поймем друг друга.
Папа не дал разрешение на выезд
– У моих родителей был ужасно грязный развод. Все плохое, что могло случиться, когда люди расстаются, случилось. Папа не хотел с нами общаться, отталкивал, у него была другая женщина, которая нас ненавидела, суды, алименты, манипуляции детьми, полное отсутствие денег, мама не отдавала отцу вещи, мы возвращались домой, а на двери висел замок… После всего случившегося я твердо усвоила, что так разводиться не буду никогда.
Папа был хорошим человеком, просто ему встретилась не та женщина. Она не говорила ему: общайся со своими детьми. Наверное, сильно ревновала к маме. Последний раз я видела папу лет в 12, когда появилась возможность поехать с народным ансамблем на гастроли за границу. Мама одолжила сто долларов, и нужно было получить разрешение от папы на мой выезд. Помню, как мы встретились. Я с восторгом рассказывала ему о такой возможности, а он минут сорок водил меня вокруг нотариуса и говорил, что если мама отдаст ему военный билет, тогда он все подпишет. Я не понимала, о чем идет речь. Разрешение он не подписал, и я никуда не поехала. Мне кажется, он просто пошел на принцип.
Спустя десять лет, когда я была беременна Алиной, получила от папы письмо в «Одноклассниках»: «Хотелось бы знать, когда у меня родится внук, и пусть мама отдаст видеокамеру».
А спустя несколько лет его не стало, папа умер от сердечного приступа. Моя двоюродная сестра, которая поддерживала с ним отношения, говорила, что он всю жизнь переживал, что мы не общаемся. Всегда говорю: ничего нельзя изменить в одном случае: когда человек умирает. До этого возможно абсолютно все.
Но папа так и не решился ничего изменить. Если бы он тогда набрался духу и написал: «Дорогая Аня, я был не прав». Или даже так: «Извини, так нелепо вышло, если у тебя будет секундочка, может, ты могла бы со мной пересечься?» Но этого так и не произошло.
Не уверена, что то письмо писал он. Я помню папу очень добрым. Он был замечательным художником и изрисовал мою детскую комнату персонажами из мультиков: там были Ослик Иа-Иа, Винни-Пух, три поросенка. Я помню всех их, но не помню, как папа просто держит меня за руку или обнимает.
Испугалась и убежала из-под венца
– Порой читаю: «Ну конечно, Седокова выбирает богатых мужчин и живет на алименты». Раньше меня это обижало, я возмущалась. А потом поняла: тот, кто верит в это, будет и дальше верить, а другие знают, что я все заработала сама.
Мой первый муж не давал ни копейки на нашу дочь. Я вырастила Алину сама. Его не стало несколько лет назад, и после его ухода осталась квартира. Теперь его жена судится, дает взятки, подделывает документы, чтобы не отдать ее Алине, его единственной дочери. Родители Валентина сразу переписали часть наследства на внучку, пытаясь хоть как-то исправить ситуацию. Я не виню Валентина. Думаю, он запутался в какой-то момент и не оказалось рядом человека, который бы сказал: это же твой ребенок. Как-то я спросила у одного из его друзей: почему он никогда не помогал? Услышала: ты же сильная, справишься. И эту фразу в мой адрес произносили миллионы раз.
Точно также ведет себя Максим, отец Моники. У меня был выбор судиться с ним из-за этого или воевать. Но я ушла, сказала: мне ничего не нужно.
Вот говорят: ты выбираешь не тех мужчин. Но какие мужчины те? Как понять это в 20 лет, когда за тобой ухаживает лучший спортсмен страны, говорит, что любит, как понять, что он не тот, если у тебя нет опыта? Ты не знаешь, как правильно. Как понять, когда встречаешь Максима уже более зрелой, осознаешь, как важно отношение мужчины к ребенку от прошлого брака, и он говорит: давай погуляем с Алиной в парке и ставит ее интересы выше собственных? Тогда он именно тот.
Основываясь на своих прежних болезненных отношениях, я ломаю и крушу следующие, дую на воду, боясь, что все опять будет плохо. Прошлым летом у меня должна была состояться свадьба, большая и красивая. С отцом моего сына Гектора. Но в какой-то момент я испугалась. И убежала. Со словами: я сильная, я справлюсь, мне от тебя ничего не нужно. Но ему, к счастью, хватает мудрости не давить на меня. Он умный, как-то все правильно расставляет. Есть ли шанс все вернуть? Я не знаю, что будет завтра. Но точно знаю – благодарна отношениям и людям, с которыми сводила судьба. Особенно если есть дети. Смотрю на Гектора, улыбаюсь и благодарю небеса, что у меня есть такое счастье.
С дочерью встречаюсь в присутствии надзирателя
– Сейчас самая моя большая боль – Моника. Вот уже восемь месяцев у меня нет возможности нормально с ней общаться, просто быть рядом. Ее отец, человек, которому я доверяла, пошел против меня войной. Максим решил лишить меня материнских прав, и я совершенно не понимаю, за что. Я ни разу не запрещала ему видеться с дочкой, брать ее. Максим и его бабушка увезли Монику в Америку и обратились в суд. Главным свидетелем против меня выступила как раз бабушка, с которой сейчас и живет дочка. Сказали, что я опасна для ребенка, могу увезти ее в Россию, и так как между нашей страной и Америкой не заключен пакт о Гаагской конвенции, есть риск для Моники как для гражданки Америки, что я ее не отдам. На меня обрушились система, самые дорогие адвокаты.
Теперь я могу встречаться с ребенком, идти с ней в кино исключительно в присутствии надзирателя, должна говорить с дочкой только на английском, а Моника плохо его знает, не понимает, почему мама так себя ведет, почему мы не вместе, а я не хочу ей этого объяснять. У дочери давно забрали телефон. Только недавно я получила возможность звонить на номер бабушки Максима. Дочка говорит мне: «Мамочка, я так хочу вернуться в прошлое!» Я знаю, что она меня до безумия любит, у нас невероятная связь. И эта ситуация ее только укрепила. Когда мы разговариваем, то словно общаемся на языке немых. Показываем друг другу сердечки, какие-то жесты, пытаясь сказать, что думаем на самом деле.
Все, что я сейчас зарабатываю, трачу на адвокатов. Я борюсь против системы, против сотен тысяч долларов. С сентября делаю все, что в моих силах. Я буду сражаться за Монику. Но для того, чтобы оплачивать адвокатов, я должна зарабатывать. Много. Со стороны Максима тратятся сотни тысяч. И я тоже должна платить. У меня счета по 50–60 тысяч долларов. Час работы юриста стоит 600 долларов. Поэтому я пою веселые песни и борюсь за своего ребенка.
Молчать нельзя, даже если страшно
– Я решила впервые рассказать об этом, потому что хочу дать силы всем женщинам, которые находятся в подобных ситуациях. Молчать нельзя, как бы страшно ни было! Мы сейчас работаем над созданием нового закона, защищающего права женщин и детей.
Хочу, чтобы мамы, которые так же, как и я, остались одни с детьми на руках, не отчаивались и не опускали руки. Это не катастрофа, не трагедия. Мы должны быть сильными, потому что у нас есть главное, ради чего стоит жить, развиваться – дети. И уже поэтому мы не одиноки. Да, прекрасно, когда у женщины есть мужчина и он ее поддерживает. Но в нашей стране около 70 процентов женщин пережили развод, и я не хочу, чтобы мы все ставили крест на себе. Если продолжаешь развиваться, двигаться вперед, у тебя обязательно появится мужчина. Но и он не является главным и единственным, что может сделать тебя счастливой. Счастье в тебе самой. В том, что у тебя есть дети, работа, реализация.
cats